Форум » Любимые авторы » Елена Невзорова » Ответить

Елена Невзорова

Nataly: Елена Невзорова родилась в октябре 1914 года в уездном городе Галиче (Мерском От названия народности мере) в семье учителей (отец ее умер, когда ей было 5 лет). После школы училась в Плёсском сельскохозяйственном техникуме. В 1934г. как отличница была направлена в Тимирязевскую академию. В годы войны работала на Новосибирской селекционной станции. Её вклад в оборону страны был в составлении плохо вытаптываемых травосмесей для покрытия аэродромов. В 1950г. защитила кандидатскую диссертацию по кормовым травам. С тех пор работала в институте пчеловодства в отделе опыления сельскохозяйственных культур. Разработала методы привлечения (дрессировки) пчёл на красный клевер. (Пчёлы не любят его, потому что из длинных цветков трудно доставать нектар). Преподавала пчеловодсво во Всесоюзном сельскохозяйственном завочном институте. Выпустила десятки дипломников. Её учебник по кормовой базе пчеловодства (в соавторстве с Н. Детерлеевой) удостоен серебряной медали. Она - атор 150 работ по пчеловодной тематике. Елена Григорьевна была человеком удивительной работоспособности. Её рабочий день длился около 18 часов. она не могла себе позволить прилечь или присесть у телевизора. Когда она не могла уже сидеть за столом, печатала лёжа на машинке, стоящей на табуртке около её дивана. Свою последнюю статью учёная написала в больнице за несколько часов до смерти. Елена имела прекрасный голос и любила петь лирические песни и романсы, писала стихи, посвященные прирде, истории, политике, поэзии, работе, своим близким. 1939г.

Ответов - 72, стр: 1 2 3 4 All

Nataly: Поэту А. Жигулину Я люблю Ваши песни печальные, Что родились в таёжной глуши, И прошли поселения дальние. Слышу боль опалённой души. Напишите о тех, кто в обиде И беде непосильных дорог, Ничего впереди не видя, Человечью душу сберёг. Для чего? Не в местах заключений, В суматохе больших площадей Бродят люди, не люди - тени, Потерявшие веру в людей. Нездоровье, любовь, неудачи Довели, доканали их. Чаще пьют они, реже плачут В одиночках квартир пустых. Услыхав Ваш голос далёкий, Как спасенья тонкую нить, Может будут не так одиноки И подумают "можно жить". 1972.

Nibelin: Памяти С.Есенина. Вот звучат громогласные речи, И литавры и трубы гремят. Светлой памяти выйдя навстречу, Фемиамом безбожно кадят. А при жизни... он пел о цветеньи На просторах рязанских полей. А ему: "Что же это за пенье, Расслюнявил по строчкам елей." Пел он зори, сиреневый вечер, Белым цветом завьюженный сад, Пел не раз о любви человечьей, А ему говорили: "Разврат." Он хотел только выплакать горе, Что толкало на пьяный скандал. А ему с укоризной во взоре: "Ты кабацкий угар воспевал." И оплакавши дедовы сохи, Для себя не прося ничего, Он прославил рожденье эпохи... Подхалимом назвали его. Убедили: народу не нужен, Позабудет родное село. Он ушел, чтоб не выдать наружу, Все, что душу язвило и жгло. Он ушел молодой, ясноглазый, Боль живую в душе затая, Что поэта не вспомнит ни разу Обнавленная в бурях земля. Что молчанья никто не нарушит, Поломав равнодушия лед. И горячую гордую душу Никогда и никто не поймет. Память грома оваций не ищет. Лучше пусть бы с рязанской земли Молодые к нему на кладбище Полевые цветы принесли. 1975

Nibelin: ... Уснули в доме. Детям праздник снится, А взрослым отдых от дневных забот, В огромной комнате одной лишь ей не спится: Красавица лесная смерти ждет. И вспоминает: на большой поляне Ее сестер баюкает метель, И мать ее в серебряном тумане, Высокую развесистую ель. "И я была бы деревом могучим. И их, людей, к ним не питая зла, Когда жара иль хлынет дождь из тучи, Под сень ветвей душистых позвала. "И путник, истомившийся в дороге, Взглянув на зелень яркую ветвей, Забыл бы о печали о тревоге, Забыл бы об усталости своей. "И я б лесной ручей оберегала, Зайченка бы от хищника спасла... Ну разве бы все это было мало, Когда бы я в лесной глуши росла. "Ну а когда исчезла б жизни сила И подошла последняя пора, Я скольких бы от стужи сохранила, Согрела бы у печки у костра". Дрожат тихонько ветки у вершинки... "Нет, им не жаль, не защитил никто." Блестят как слезы талые снежинки, А иглы шепчут: "Для чего? За что?"


Nibelin: Письмо брату. Ты едешь? Правда? Скоро будем вместе? Как ждали мы конца войны, Как ждали мы желанного известья, Родных, друзей и мирной тишины! Вам было нелегко, конца боям не чая, Играть со смертью каждый день. Идти, повсюду на пути встречая, Руины городов и пепел деревень. И жизни не было, был только труд до пота, Такой, что некогда тот пот стереть с лица. Тяжелая, неженская работа И ожиданье без конца. От холода у нас сводило руки, Душа болела день от дня сильней. Но мы не плакали, сносили эти муки Во имя жизни Родины своей. И не почет нам были все страданья, Лишь только б вновь увидеть вас живых Влюбленные не больше ждут свиданья, Чем ждали мы известий фронтовых. И поздно вечером и утром рано, Боясь просрочить, тот заветный час, У репродукторов, чтоб слышать Левитана, Мы собирались каждый раз. Не плакали, когда с загаженных перронов, Нас на восток в теплушках повезли. И нам во след на темных перегонах Бомбежек отблеск виделся вдали. Не плкали, когда не получали От вас ни весточки по много дней подряд, Не плакали и в день, когда узнали, Что пал в сраженьи сталинградском брат. И слезы помогли бы нам едва ли: Ведь боль была настолько велика, Что слезы в горле застывали, Проклятья лишь срывались с языка. Теперь тяжелая окончена дорога, Но вспоминая прожитые дни, Когда при встрече я всплакну немного, То ты меня дружище извини. 1946

Nibelin: Вот он засыпанный снегом вокзал... Память, умолкни, не надо, не надо... Сколько бы ты, если б мог, рассказал, Снег Ленинграда. Где-то зенитчики бьют по врагу, Черное, страшное слово - блокада. Черные трупы на белом снегу... Снег Ленинграда. Давние годы, суровый январь, Зимний, ограда чугунная сада. Улицы кроет вечерняя хмарь. Кровь на снегу и в ушах кононада. В дымке туманной заснеженный Невский, Вьется поземка, у сквера сугроб. В крепость с допроса идет Чернышевский. Падает снег на сократовский лоб. Сколько их, сколько ушло без возврата... Черная речка мне чудится вновь. Что это там под лучами заката? Это же Пушкина, Пушкина кровь... Площадь Сенатская, снег декабря, Ветер снежинки сметает с карнизов. Здесь деспатизму солдата-царя Гордые смелые бросили вызов. Падает снег, все от снега бело: Бронзовый Петр, Исаакья громада. Снега к ступеням дворцов намело, Чистый, искристый снег Ленинграда. Пусть не вернутся лихие года. Память народная - павшим награда. Пусть будет белым, белым всегда Снег Ленинграда. 1976г.

Nataly: Моего поколения быль. Да, наверное, скоро уляжется Наше время в музейную пыль, И кому-то легендой покажется Моего покаления быль. От дороги, лаптями протоптанной, Где душила "проклятая жись", От сермяги зашитой, заштопанной На какую мы высь поднялись. Не сломили нас годы голодные, Ни разруха, ни тиф, ни война... Пусть же нивы шумят плодородные, Наших внуков лелеет страна. Только пусть наши внуки не думают, Что судьба к нам безжалостно зла, Что безрадостной, серой, угрюмою Наша жизнь, наша юность была. Наша юность звенела как песня, Данко нас по болотинам вёл, Впереди нас летел буревесник И Корчагин под знаменем шёл. 1973

Nataly: Вот укромный в саду уголочек, У кустов голубая скамья. Посидим, мой хороший сыночек, Беспокойная радость моя. Лип и клёнов вечерние тени, Свежий запах зелёной травы... Положила его на колени. Спи малюсенький житель Москвы. Что желать тебе право не знаю. (Ну об этом ведь можно потом). Расскажу тебе как добывают Счастье в жизни борьбой и трудом. Подрастай, без обходов, упорно, По дорогам нелёгким шагай И выращивай добрые зёрна... И меня иногда вспоминай. Только помни, какие бы дали Пред тобой не открыла земля, Над твоей колыбелью сияли Лучезарные звёзды Кремля. Только помни (и это поможет Не запутаться в дебрях идей) Всех богатств и всех знаний дороже Уважение честных людей. А пока засыпай безмятежно Здесь в саду на руках у меня. Небо родины ясно, безбрежно, Тих закат уходящего дня. 1947.

Nibelin: 1939г.

Nataly: Как-то раз меня спросили: "Что считаешь в жизни счастьем?" "То, что феи приносили?" "Что невзгодою, ненастьем?" Я сначала растерялась, Но подумала немного И сказала: "То не малость, К счастью длинная дорога. Но к нему добраться можно, Хоть на вид оно неброско. Лишь друзей неосторожно Не терять на перекрёстках. Лишь с дороги не сбиваться, На чужое счастье зарясь, Да работы не чураться, Не взирая на усталость. Счастье в выполненном деле, Если дело людям нужно; Счастье - близость трудной цели, Что трудом достигли дружным. Счастье - зорька на рассвете, Леса шум и шум прибоя. Счастье вдвое, если дети По пути идут с тобою. Счастье - музыка и песня, Что в груди как птица бьётся. А несчастье, как известно, Если счастье не даётся. 1975.

Nataly: Пусть никогда меня не назовут Высоким светлым именем поэта. Мне кажется не в этом высший суд, Не в этом благодарность света. Я буду рада, если белый сад в моих стихах от анфилады зданий От суеты, от горечи утрат Кого-то уведёт в страну воспоминаний. А кто всегда в своих сужденьях прав Не зная над собой суда иного, О горечи обид случайно прочитав, Хоть раз один не сделает дурного. 1978

Nataly: Не зови меня поэтом И не думай, что мол тут Лавры Майкова и Фета Спать спокойно не дают. Просто я люблю до боли Неба ширь, простор полей, В октябре над голым полем Скорбный оклик журавлей. Пруд с прибрежною осокой, Шёпот трав в тени берёз, Спелый колос ржи высокой, Пламя зорь и слёзы рос.

Nataly: Наташе. Как недавно ты, радость свою не тая, С куклой в сад убегала к подругам... Мне не верится: капелька, птичка моя Стала взрослым заботливым другом. Как я рада, что дальше меня ты пошла, Знанья, опыт трудом добывая. Как хочу, чтоб теперь пред тобою легла Светлой жизни дорога прямая. Как я рада, как рада, когда узнаю, Что не слышишь пустые упрёки И душу, как в детстве волнуют твою Умных, добрых писателей строки. Как с тобой я люблю уходить со двора Пусть жара, пусть морозы и вьюги. Или вместе вдвоём проводить вечера- Очень краткие наши досуги. Сколько здесь пролетело деньков золотых, Хоть особо ничем не приметных. Сколько было бесед задушевных простых О цветах и о книгах заветных. Голос Пушкина в наш уголок долетал, Здесь беседовал с нами Задонский, И незримый над нами тихонько витал Светлый образ Марии Волконской. 1975

Nataly: Родителям, провожающим своих детей. Значит уезжаешь и тебе едва ли В этом деле нужен матери совет. И меня манили голубые дали В годы молодые, в 18 лет. Знаю, поскучаю, может быть, поплачу, Может спать не буду ночи напролёт. Ну чтож такого, раз нельзя иначе: И птенцы уходят, повзрослев, в полёт. Я б одно просила, Чтоб в краю чужом Ты не позабыла Старый отчий дом. Чтоб в душе осталось, Жило в ней всегда Всё, о чём мечталось В детские года. В шумном ливне лета, В крике журавлей Слышала б приветы Родины своей. 1970.

Ольга: Nataly пишет: И незримый над нами тихонько витал Светлый образ Марии Волконской. Да, это было сразу ощутимо, когда Вы только начали читать стихи (когда готовились к экзамену в "Реалист").

Nibelin: 1969г. С дочерью.

Nataly: Ольга пишет: Да, это было сразу ощутимо, когда Вы только начали читать стихи (когда готовились к экзамену в "Реалист"). Но я тогда читала о Екатерине Трубецкой...

Ольга: Nataly пишет: Но я тогда читала о Екатерине Трубецкой... Я как-то в целом на эту эпоху настроена... одно время была увлечена. А с дочерью - это с Валей? Я запуталась.

Nataly: Ольга пишет: А с дочерью - это с Валей? Я запуталась. 1969 год. Это мама и я.

Nataly: Ответу, я думаю, скорее место здесь: click here

Ольга: Nataly пишет: Ответу, я думаю, скорее место здесь: Перенесла. click here



полная версия страницы